Детская литература Швеции: 15 книг

1. Астрид Линдгрен «Пеппи Длинныйчулок»

Искрометные повести о девочке с волосами морковного цвета написаны в конце 1940-х — и по-прежнему остаются непревзойденным эталоном детской литературы нового времени, а сама Пеппи – для иностранцев, по крайней мере – и вовсе превратилась в символ Швеции, что-то вроде Марианны для Франции. Фигура в разноцветных чулках выглядит, мягко говоря, противоречиво: с одной стороны, воплощение скандинавского свободолюбия, что ни реплика — то декларация независимости, с другой, возможно, этой марианне не помешало бы внимание детского омбудсмена, особенно в те моменты, когда она начинает предлагать ровесникам попробовать, например, мухоморов. Со своей силищей Брюнгильды Пеппи похожа не то на супергероиню из комиксов (очень шведских, не марвеловских и не дисишных; хотя и в тех явно не потерялась бы), не то на бомбу — причем далеко не замедленного действия. Идею вырастить на этой в хорошем смысле шокирующей книге послушного ребенка лучше оставить в покое. Зато – почти гарантированно – на ней можно воспитать человека, который очень всерьез воспринимает идею равных прав для мужчин и женщин; если уж на то пошло, именно после прочтения «Пеппи» даже взрослые мужчины превращаются в убежденных феминистов.

Узнать больше:

2. Свен Нурдквист Серия о Петсоне и Финдусе

Иллюстратор и сочинитель Свен Нурдквист – создатель, весьма вероятно, лучшего в мировой литературе кота: сметливого, трогательного, непослушного, похожего на ребенка-любимца, которому прощается любое хулиганство. И хотя главный поставщик сюжетов – Финдус, важнее здесь – атмосфера, за которую отвечает патрон и супервайзер кота, чудаковатый фермер Петсон. Петсон мастер на все руки, он старается не покупать ничего нового, а использует, перепридумывает и переизобретает старые вещи. Книги об этой парочке – экспедиции в уникальный по нынешним временам мир, где ручное производство бесспорно привлекательнее фабричного, массового, и где примитивные старые долгоиграющие вещи оказываются ценнее высокотехнологичных одноразовых. Книжки транслируют ощущение экологичности: деревенские технологии делают мир возобновляемым – и заслуживающим именно любви, а не просто потребления. Остроумные комментаторы нурдквистовского цикла даже назвали Петсона термином антрополога Леви-Стросса: «бриколер» – самостоятельно мыслящий, технически компетентный и не зависимый от чужого сырья человек. Мало того, он носитель многих других качеств, которые обычно приписываются как раз шведам: самодостаточность, самостоятельность, независимость мышления и способность создавать уют. Но и награда за все эти достоинства – королевская: лучший в мире кот-ребенок.

3. Матс Страндберг, Сара Эльфгрен «Круг»

Крупнотоннажный мистический роман про компанию старшеклассниц, чьи экстрасенсорные способности и компетентность в эзотерических практиках могут, по части разнообразия, сравниться разве что с их проблемами в сфере личной жизни. Обитательницы депрессивного городка, где количество употребляемого на душу алкоголя сильно выше среднего, они живут в постоянном стрессе – и вынуждены то расколдовывать древние символы, то расследовать подозрительное самоубийство своего ровесника. В книге множество моментов, когда инфернальная атмосфера сгущается до такой степени, что ее, кажется, можно нарезать кусками, как масло. Озадачивающая комбинация школьной повести, молодежного детектива и мистического триллера (с одной стороны, контрольные по химии, травля одноклассников и одержимость сексом, с другой — гадания, тренинги, пророчества, магические упражнения) выглядит яркой и освежающей. Между прочим, «Круг» (Круг Силы, куда входят Избранные) – лишь первый роман из целого цикла «Энгельсфорс», созданного дуэтом шведских писателей (Страндберг – известный журналист, Эльфгрен – сценаристка). Этим школьницам-ведьмам еще не раз придется спасать мир от гибели, и битва между добром и злом — далеко не последняя.

4. Барбру Линдгрен «Лоранга, Мазарин и Дартаньян»

Лауреат премии имени своей однофамилицы, Барбру Линдгрен обладает недюжинной фантазией, и лучшее тому свидетельство – повесть с металлофонно-звонким названием «Лоранга…». Это не столько законченная история, сколько случайно выбранный фрагмент из жизни одной веселой семейки: Мазарин – мальчик, Лоранга – его отец, а Дартаньян – дед Лоранги. «Лоранга» – мир, где размыты возрастные различия, границы между людьми и животными, одушевленными и неодушевленными предметами. Здесь водятся стада тигров и жирафы-постелееды, на хоккейном матче «Россия-Канада» играют швабрами и помидором, а персонажи обмениваются репликами вроде «Никакой я не водопроводчик, я индеец Оленья Нога» или «У меня такая высокая температура, что градусник пополам лопнул». Мир Лоранги – пространство, где большинство физических законов – не работают, формальная логика – отменяется, а противоречие перестает быть проблемой. Люди и предметы натыкаются друг на друга – именно что нарочно: раз есть противоречие – есть жизнь и движение, динамика и энергия, веселое безумие. Все это конструктивное отстранение, оказывается, отлично транслируется на русский язык, во всяком случае, благодаря переводу, где есть, к примеру, «шоколадный спундиг с взмытыми сивками» и болезнь «лайрингит» (когда все время гавкаешь по-собачьи). «Лоранга» напоминает шведскую версию «Путаницы» Чуковского; а еще, пожалуй, цветное кино, каким его увидели самые первые зрители; как выразился о нем филолог Шкловский – «взбесившийся ландрин».

5. Хеннинг Манкелль «Бегущая к звездам»

Патриарх детективного жанра, создатель серии о Курте Валландере и один из главных моральных авторитетов Швеции Хеннинг Манкелль был еще и детским писателем — замечательным. Памятник такому Манкеллю – цикл о мальчике-мечтателе Юэле Густафсоне («Бегущая к звездам», «Тени вырастают в сумерках», «Мальчик, спящий на заснеженной кровати», «Путешествие на край света»). Похожий на «крапивинских мальчиков» Юэль живет в холодном северном городке, но благодаря свойству не обращать внимание на различие между реальностью и фантазиями, он уже привык к дефициту тепла — и по части климата, и по части семейного общения. У Юэля нет матери, но есть отец и друзья – настоящие и воображаемые, а еще собственное тайное общество, вахтенный журнал и куча удивительных соседей – вроде Безносой или Каменщика Урвэдера, который по ночам катается на грузовике, вычеркивает из книг неудачные фрагменты, переписывает их и смотрит на мир сквозь «мыслительные очки». Меланхоличная проза о не слишком счастливом подростке, который испытывает фантомную ностальгию по морской романтике и развлекает себя экскурсиями в каменную расщелину – где можно вообразить себя в глубоком туннеле в центре Земли, – хороший антидот для тех, кто думает, что в шведской детской литературе вечно царит веселый кавардак, как в «Карлсоне». Исключения есть – и очень впечатляющие.

6. Сельма Лагерлёф «Чудесное путешествие Нильса с дикими гусями»

«Нильс» был написан по заказу Национальной ассоциации педагогов — как занимательное, в форме волшебной сказки, пособие по географии Швеции.

Волшебства в этой истории хватает: и гораздо сложнее объяснить не то, как мальчик мог уменьшиться до размера огурца и облететь Швецию на гусе – но каким образом такого рода сугубо локальный проект умудрился превратиться в интернациональный бестселлер, а Нильс – стать классическим персонажем мировой детской литературы.

Возможно, казус Нильса показался типичным для читателей из многих стран в начале ХХ века: история про простака, который сначала не знал ничего, кроме собственного двора, а затем открыл для себя территории, принадлежащие нации-семье, в широком смысле, большому национальному государству, — и преобразился, вырос — как ментально, так и физически. Интересно что лагерлёфовская Швеция — не просто очерченное границами пространство живой и неживой природы, но еще и по сути осуществленная утопия: демократичная страна с богатым природным разнообразием, в которой существа разных биологических видов и степеней реальности: от гусей до короля, от гнома до памятника — способны находить общий язык и кооперировать друг с другом.

Узнать больше:

7. Анника Тор «Правда или последствия»

Подростковая драма о жизни девочек, родившихся в неблагополучных районах, в неполных и несчастливых семьях. Они страдают от истерик гулящих родителей и травли жестоких одноклассников, от ревности и одиночества. Название романа взято из соблазнительной, опасной и бессовестной игры подростков, участники которой либо соглашаются правдиво ответить на неудобный вопрос — либо, если отказываются, обязаны выполнить любое выдуманное для них задание, заставляющее краснеть еще больше. Эта добровольная игра детей в палачей и жертв оказывается не столько забавной, сколько душераздирающей. Игра – хорошая метафора всей жизни: уже в 12 лет героиням приходится учиться – на собственных ошибках – делать заведомо плохой выбор в обстоятельствах, где хорошего решения не существует. Некоторый избыток натуралистично описанных физиологических подробностей взросления может вызвать у читателей аллергию; ну так правда часто бывает неприятной, и иногда общество нуждается не только в веселье и развлечениях. Так было с знаменитым «Чучелом» Железникова, так и с книгой Анники Тор. Жестокая и сентиментальная разом книга: иллюстрация к реальности, в которой люди – даже дети – не слишком готовы слушать друг друга. Премия Августа Стриндберга за 1997 год.

8. Пия Линденбаум «Гиттан и серые волки»

Страшно увлекательная для детей — и вызывающая заслуженные аплодисменты у взрослых — побасенка о 4-летней девочке, которая оказывается радикально мудрее, чем это свойственно существам ее возраста. Как германмелвилловский писец Бартлби, который на все предложения отвечал «предпочел бы отказаться», Гиттан поначалу избегает любых контактов с чем-либо мало-мальски странным в мире, однако в критический момент собирается – и все делает как следует, лучше всех; и даже страшные волки рядом с ней кажутся смешными. Если не прототип, то родственница этой премудрой девочки-философа – Машенька из «Трех медведей». При этом, из сказки о Гиттан можно сделать очень «шведские» выводы: даже самые объективно неизбежные конфликты подвергаются урегулированию, а неспешные, рассудительные и уверенные в себе люди могут добиться большего, чем крикуны и хвастуны. «Гиттан» богато иллюстрирована, причем самой рассказчицей – которая, кстати, придумала, как выглядит не только ее героиня, но и, например, Цацики и его мама в книгах Мони Нильсон-Брэнстрем. В 2000-м «Гиттан» обзавелась Шведской национальной литературной премией. «Мгновенная классика» – примерно как «Груффало» в Англии.

9. Астрид Линдгрен «Малыш и Карлсон»

В образе летающего бочонка сошлись представления читателей всех возрастов о том, как должен выглядеть и вести себя идеальный воображаемый друг: эксцентрик, обладает паранормальными способностями, капризничает, способен поставить на место кого угодно – и вернуть надежду в самых отчаянных обстоятельствах. К Карлсону привыкли – а ведь он по-прежнему самая, пожалуй, необычная фантазия Астрид Линдгрен; и этот мужчина-в-самом-расцвете-сил далеко не так прост, как кажется. Он борется с домашним насилием, эффективно посредничает между отцами и детьми, остроумно высмеивает одержимость общества новыми технологиями (сцена воровства плюшек со стола при помощи пылесоса) и чрезмерную буржуазность. Его самострой на крыше — последний рубеж, где домашняя, кустарная, изолированная от мира культура держит оборону против наступающей массовой — глобализованной, многоквартирной и многоантенной. Что касается России и стран бывшего СССР, где «Карлсон» проник в фольклор и разошелся на цитаты, как «Горе от ума», то не исключено, что в советское время эта книга воспринималась еще и как завуалированная сатира на одержимость государства Большим Космическим проектом. Карлсон пусть не преодолел гравитацию, но каким-то образом перехитрил ее — и летает не с туманными научными целями, а по сугубо личным и бесспорно важным делам; всего лишь частная инициатива, да – но тоже, в своем роде, «время первых».

10. Мони Нильсон-Брэнстрём Серия о Цацики

Цацики – шведский аналог «Малыша Николя» и Грега из «Дневника слабака»: cмешная и для детей и для родителей книжка про то, как 8-9-летний ребенок ищет способ взаимодействия с миром, а взрослые и рады бы, да часто сами не знают, как ему помочь в этом — и когда они вмешиваются, выглядят еще смешнее, чем, собственно, ребенок. Цикл изобилует эпизодами один эксцентричнее другого. Мама бегает в балетной пачке, изображая умирающего лебедя, а сын носится за ней с игрушечным ружьем – для женщины, которая играет на бас-гитаре в рок-группе и называет сына, рожденного от папы-грека по имени Ловец Каракатиц, в честь греческого соуса, – эксцентрика вполне правдоподобная. «Цацики» представляет собой и чисто этнографический интерес – позволяет узнать, как устроена голова у шведских детей, как они реагируют на экстравагантных взрослых и что делают в щекотливые моменты – например, когда украли у мнимой иностранной шпионки зонт и теперь не знают, как вернуть вещь обратно, чтобы не чувствовать себя ворами. Плюс откровенность некоторых сцен здесь чисто шведская – иногда зашкаливающая: родители и дети вместе, почти вслепую, нащупывают, где проходит грань между свободой и безответственностью и как относиться к тем, кого ты не понимаешь – ведь толерантность на словах и на деле это совсем разные вещи.

11. Улоф и Лена Ландстрём «Бе и Ме. Уборка»

Современная классика категориии «ноль плюс». Главные герои — овцы (или бараны?), но живут они в нормальном человеческом доме, выглядящем, как комната из Икеи. Бе и Ме решают устроить генеральную уборку, однако в процессе осознают, что по врожденной наивности недостаточно компетентны в обращении с бытовой техникой. Их вступивший в альянс со сквозняком пылесос засасывает важные вещи — но зато и выдувает всю пыль, так что читателей ждет счастливый финал и идиллическая сцена с питьем молока. (В последней, кстати, транслируется типично шведское ощущение уюта: даже звук падения здесь передается очень особенно, не-как-у-нас – «ФЛЮПС» – слово-то какое). На сюжет об эпичном столкновении животного и техногенного мира, природы и цивилизации, можно было потратить множество слов – но, как во всяком хорошем образце нынешней детской литературы, здесь больше показывают, чем рассказывают. В этом Улоф и Лена Ландстрём – художники — знают толк.

12. Пернилла Стальфельт «Книга о любви» и «Книга о смерти»

Пернилла Стальфельт прославилась своими удивительными иллюстрированными энциклопедиями, где рассказывает детям и подросткам о тех вопросах, которые их собственные родители склонны заметать под ковер: смерть, любовь, секс и все такое. Вместо того, чтобы ходить вокруг да около, писательница называет вещи своими именами, соблюдая уместный баланс решительности и деликатности. Чем молчать про смерть в тряпочку — почему бы не вспомнить, что это еще и возможность стать страшным скелетом и пугать людей? А еще можно превратиться в вампира — как один из персонажей, чья загробная карьера была омрачена тем, что при попытке укуса некой дамы на него налетели тысячи комаров и высосали кровь из него самого. Некоторые рекомендации, касающиеся поведения в сложных случаях, выглядят небесполезными даже и для взрослых. Любовь и смерть не вписываются ни в какие схемы — но тем забавнее, рассудила Стальфельт, попробовать их составить. Отсюда смешные картинки, иллюстрирующие последствия любви (например, ревность) – или, например, варианты фраз, которые можно использовать для сообщений о смерти («Матильду Бог прибрал» – или «коньки отбросила»). Хороший, одним словом, образец шведской раскованности и неформального отношения к табуированным секторам жизни – без фамильярности, панибратства и кощунства.

Узнать больше:

13. Астрид Линдгрен Серия о Калле Блюмквисте

Калле – наблюдательный 13-летний мальчик, настоящий академик по части криминалистики, всегда готовый продемонстрировать свое владение почерпнутыми из книг навыками на практике. Помимо бесед на разбойничьем языке, войны групп Алой и Белой Розы, слежки за взрослыми, охоты за важными уликами («следы мышьяка, прилипшие к частицам шоколада» и все такое) и прочих стандартов подросткового авантюрного романа, здесь есть и настоящие убийства, так что, в сущности, это классический процедурный детектив. Впрочем, читатель должен учитывать, что главные герои: Калле и его лучшие друзья Андерс и Ева-Лотта -которые рассуждают очень по-взрослому и прекрасно разбираются в психологии – постоянно сталкиваются с необходимостью вовремя ложиться спать, есть котлеты с компотом и соблюдать все прочие возрастные регламенты и условности. Отсюда и главный источник обаяния этого цикла: неясность, где заканчивается игра и где начинается жизнь.

14. Мартин Видмарк «Дело о бриллиантах. Дело о мумии»

«Калле Блюмквист» для нового поколения: выглядящая более современной детективная серия про малолетних сыщиков в маленьком, герметичном городке Валлебю. Детей двое, они помладше патриарха жанра — Калле, зато у них есть свое детективное агентство «Лассе-Майя» – не в честь знаменитого грабителя XIX века, а по именам владельцев. Лассе и Майя раз за разом оказываются если не разумнее, то уж точно наблюдательнее взрослых — известный и часто эксплуатируемый детскими авторами парадокс. Только дети могут устроиться поработать в магазин, где произошло преступление, чтобы узнать всю подноготную бизнеса. Только дети могут обратить внимание на то, что настоящая египетская мумия вряд ли станет требовать 5 миллионов крон выкупа. Только у детей знают, как эффективно восстановить временно нарушенный рациональный порядок и справиться с хаосом. Именно хаосом; настоящее Зло, которое так любят авторы «взрослых» шведских детективов, здесь отсутствует напрочь. Книжки коротенькие – на один вечер чтения; и удачный вечер! Немаловажно, что выглядят «Дела» как модные в последние годы повести с комиксами для подростков – снабженные планами, смешными схемами, алгоритмами и прочими небесполезными рисунками.

15. Ульф Старк «Диктатор»

«Антиутопия для самых маленьких» в аннотации подразумевает, что перед нами – остроумная пародия на то, что крайне редко пародируется: страх общества перед словом «тоталитаризм» и озабоченность малейшими признаками политической диктатуры. Трагедия ХХ века повторяется в этом небольшом ритмизованном тексте («Потом диктатор садится на землю прислонившись к сосне. Тяжело за всех все решать») тексте не столько даже как фарс, сколько как тонко оркестрованное шуточное представление. Диктатор здесь — маленький ребенок, который ощущает себя в любящей семье центром мира — и верховным властителем: ведь это ему надо решать (за всех!), кто что должен делать, как окружающие должны ублажать его и когда устроить подушечную войну, а когда — телефонные розыгрыши. Дети, в самом деле, тираны; и раз так, почему бы не пофантазировать о проблеме защиты гражданских прав родителей — в шутку лишь отчасти; ведь, как и в случае с «настоящими» диктаторами, у людей к авторитарным властителям возникают не только ненависть, но и любовь. Пикантная политическая двусмысленность этой нехитрой истории как раз и щекочет ноздри — и превращает ее в настоящую литературу.